Агнец - Страница 36


К оглавлению

36

— Я не уверен, что мне можно смотреть, — сказал Джошуа. — Помнишь, как Давид бегал по крышам и вдруг засек Вирсавию в ванне? Оттуда весь клубок греха и размотался.

— Но слушать-то — не проблема.

— Мне кажется, все-таки это не одно и то же.

— А ты уверен, что сам не хочешь попробовать, Джош? То есть ангел же так ничего внятного и не сказал, можно тебе с женщиной или нет.

Честно говоря, я и сам немного боялся. Мой опыт соития с Мэгги — едва ли подходящая квалификация для общения со шлюхами.

— Нет, давай ты сам. Просто описывай, что творится и каково тебе при этом. Я должен понять грех.

— Ну ладно, если настаиваешь.

— Спасибо, что ты для меня так стараешься, Шмяк.

— Не просто для тебя, Джош. Для всего нашего народа.

Вот так у нас и оказалось два стойла. Джош будет в одном, а в другое я приведу продажную девку по собственному выбору и оттуда наставлю своего друга в тонком искусстве прелюбодеяния.

На улице я принялся выбирать ассистентку по педагогике. Постоялый двор оказался восьмишлюшеч-ным, если гостиницы вообще чем-то измеряются. (Я уже понял, что теперь постоялые дворы меряют звездами. Вот сейчас мы — в четырехзвездочной гостинице. Обменного курса шлюх на звезды я не знаю.) Как бы то ни было, у входа стояло восемь шлюх. По возрасту они колебались от чуть старше нас до гораздо старше наших матерей. Кроме того, на выбор предлагался ассортимент форм и размеров. Общим у них было одно: все крайне размалеваны и хорошо смазаны.

— Они все такие… гадкие на вид.

— Они — шлюхи, Шмяк. На вид они и должны быть гадкими. Выбирай.

— Пойдем-ка лучше поглядим на каких-нибудь других шлюх.

Мы стояли за несколько дверей от продажных женщин, но они прекрасно знали, что мы прицениваемся. Я подошел и остановился перед одной особенно высокой шлюхой и спросил:

— Прошу прощения, ты не знаешь, где тут можно найти какую-нибудь другую партию шлюх? Не принимай это на свой счет, но просто мы с моим другом…

И тут она расстегнула блузку, обнажив полные груди, блестевшие от масла и чешуек слюды, откинула полу юбки и подступила ко мне, длинной ногой скользнув мне за спину. Я почувствовал, как жесткие волосы у нее между ног трутся о мое бедро, нарумяненный сосок вжимается мне в щеку, — и в тот же миг крепчайший сухостой восстал из моего тела.

— Вот эта нам как раз подойдет, Джош.

Остальные шлюхи взвыли сиренами восторга, когда мы уводили от них свою добычу. (Как вы знаете, сирена — это звук, который издает «скорая помощь». Вам может показаться нездоровым, что у меня эрекция возникает всякий раз, когда такая машина проезжает под окнами, только если вы не знаете историю «Шмяк нанимает шлюху».) Звали ее Сефь. На полторы головы меня выше, кожа — цвета спелого финика, в карих глазах — золотистые искорки, а волосы такие черные, что в слабом свете стойла отливали синевой. Устроена она была для шлюхи идеально: широкая там, где шлюхам полагается ширина, и узкая там, где им надо быть узкими, лодыжки и шея тонкие, совесть прочная, сама — бестрепетна и целеустремленна, как только ей заплатят. Сефь родилась в Египте, но выучила греческий и немного латынь, дабы смазывать поршни своего ремесла. Наша ситуация требовала более творческого подхода, нежели она рассчитывала, но, тяжело вздохнув, она пробормотала что-то типа: « Ебешься с евреем , так подвинься, чтоб и его вине места хватило». А потом сама втащила меня в стойло и закрыла воротца. (Да, в стойлах держали настоящий скот. Напротив Джоша, например, жил осел.)

— Ну? И что она делает? — спросил Джошуа.

— Снимает с меня одежду.

— А теперь?

— Снимает с себя одежду. Ой, есусе. А-ай!

— Что? Вы уже прелюбодействуете?

— Нет. Она трется всем своим телом обо все мое тело. Легонько так. А если я шевелюсь, лупит меня по физиономии.

— И как тебе?

— А ты как думаешь? Когда тебя лупят по физиономии, ощущение такое же. Недоумок.

— Я не о том. Как тебе ее тело? Чувствуешь себя грешником? Похоже, что о тебя трется сам Сатана? Ты сгораешь на медленном огне?

— Ну, примерно. Ты все правильно понимаешь.

— Врешь.

— Оу ай!

Затем Джошуа сказал что-то по-гречески, чего я не совсем уловил, а шлюха ему ответила — ну, как бы.

— Что она сказала? — спросил Джош.

— Не знаю. Видишь ли, я не очень силен в греческом.

— Я тоже. Я не понял, что она сказала.

— У нее рот занят. Она приподнялась.

— Уже нет, — сказала она по-гречески.

— Эй, а я понял!

— Она держала тебя во рту?

— Ага.

— Какая гнусность.

— Но ощущение вовсе не гнусное.

— Правда?

— Ага, Джош, и я должен тебе сказать, это поистине… о господибожемой!

— Что? Что случилось?

— Она одевается.

— Вы уже нагрешились? И всё?

Шлюха сказала что-то по-гречески, и я опять не понял.

— Что она говорит? — спросил я.

— За те деньги, что мы ей дали, с тебя хватит.

— И как — теперь ты понял, что такое прелюбодеяние?

— Не очень.

— Ну так дай же ей еще денег, Джошуа. Мы останемся здесь, пока ты не научишься всему, что должен знать.

—Ты хороший друг, раз согласен так ради меня страдать.

— Не стоит благодарности.

— Нет, правда, — сказал Джошуа. — Больше самого себя возлюбил ты друга своего.

— Хорошо сказано, Джош. Запомни — потом пригодится.

И тут заговорила шлюха:

— Ты хочешь знать, паренек, каково мне это все? Как работа. Если хочешь, чтобы что-то получилось, —плати. Вот каково мне это все.

(Это мне Джошуа потом перевел.)

— Что она сказала? — спросил я.

— Ей потребна плата за грех.

— И сколько?

— В данном случае — три шекеля.

36