— Мельхиор говорит, у йога на то, чтоб научиться так манипулировать материей, обычно уходит гораздо больше времени.
— Насколько больше?
— Лет тридцать-сорок. По большей части они так и отходят в мир иной, не научившись.
— Так это, значит, вроде исцеления? Часть твоего… э-э… наследства?
— Это не вроде исцеления, Шмяк. Этому научить можно. Если хватит времени.
Я швырнул горсть риса в воздух — чайкам.
— Я тебе так скажу. Мельхиору я, совершенно очевидно, не нравлюсь, поэтому он меня ничему учить не станет. Давай меняться?
Я приносил Джошу рис, просил его преумножить, а избыток продавал на городском рынке. Со временем я переключился на торговлю рыбой, поскольку те же двадцать рупий делались за меньшее число ходок. Но прежде я попросил Джошуа сходить со мной в город. Мы пришли на рыночную площадь, где вовсю торговались, заключали сделки, наличные деньги обменивали на товары и услуги, а слепому и безногому мальчишке-попрошайке, сидевшему где-то сбоку, то и дело перепадала сдача.
— Пострел, познакомься с моим другом Джошуа.
— Меня не Пострелом зовут, — ответил пострел. Через полчаса Пострел снова мог видеть, а ноги его чудесным образом регенерировались.
— Сволочи! — только и сказал он, убегая прочь на своих новых розовых ногах.
— Ступай с Богом, — бросил ему вслед Джошуа.
— А вот теперь и поглядим, как это легко — зарабатывать на жизнь, — мстительно заорал я пацану в спину.
— Ему, кажется, не очень понравилось, — заметил Джошуа.
— Он только учится самовыражаться. Да ну его — другие тут тоже страдают.
Вот так и случилось, что Джошуа из Назарета прошел средь них, исцеляя и творя чудеса, и все слепые детишки Никобара вновь прозрели, а хромые — встали и пошли.
Маленькие ебучки.
И начался наш обмен знаниями: то, чему я учился у Кашмир и «Камасутры», на то, чему Джош учился у святого старца Мельхиора. Каждое утро перед тем, как мне идти в город, а Джошу — на утес к своему гуру, мы встречались на пляже и делились там идеями и завтраком. Как правило — рисом и зажаренной на костре свежей рыбой. И так слишком долго обходились без поедания чужой плоти, решили мы — несмотря на все, чему пытались научить нас Мельхиор и Гаспар.
— Вот с этой способностью увеличивать дары пищи… Представляешь, что мы можем сделать для народа Израиля? Куда там — всего мира?
— Да, Джош, ибо написано: «Дай человеку рыбу, и насытится он на один день, но научи его быть рыбой, и все друзья его будут сыты неделю».
— Это не написано. Где такое написано?
— Амфибии, глава пять, стих семь.
— Нет в Писании никаких, блин, Амфибий!
— А жабья чума? Ха! Попался?
— Скажи, тебе давно в ухо не перепадало?
— Я тебя умоляю. Ты не можешь никого ударить — ты должен быть в тотальном мире со всеми тварями Божьими, чтобы обрести Искру с Чудо-Фитильком.
— Божественную Искру, во-первых.
— Какая раз… аи! Великолепно — и что мне теперь делать? Заехать Мессии в рыло?
— Подставить другую щеку. Валяй, подставляй.
Как я уже сказал, начался просвещенный обмен святыми и древними учениями.
«Камасутра» гласит:
Когда женщина вплетает мизинцы своих ног в волосы подмышками у мужчины, а мужчина скачет на одной ноге, поддерживая женщину на своем лингаме и маслобойке, достигнутая позиция называется «Носорог, Балансирующий Пончиком с Джемом».
— Что такое «пончик с джемом»? — спросил Джошуа.
— Не знаю. Ведический термин, смысл которого утрачен во тьме веков, но, говорят, он обладает великим значением для хранителей закона.
— А-а.
«Катха Упанишад» гласит: Живые чувства выше мертвой материи, ум выше чувств, разум выше ума, а душа еще выше, чем разум.
— А это еще что за хрень?
— Над этим нужно думать, но означает оно, что во всех нас есть нечто вечное.
— Великолепно. А что с парнями, которые спят на гвоздях?
— Йог должен оставлять свое тело, если ему хочется приобщиться к духовному.
— Так он что — вылезает через дырочки в спине?
— Попробуем еще раз.
«Камасутра» гласит:
Когда мужчина натирает воском из бобов карнубы йони женщины и полирует ее мягкой тряпицей для пыли или папирусным полотенцем до получения зеркального блеска, это называется «Подготовкой Мангуста ко Встречной Продаже».
— Слушай, она продает мне куски пергамента, а всякий раз, когда мы заканчиваем, мне позволено срисовывать картинки. Потом я их все переплету и составлю собственный кодекс.
— А ты так делал? Больно небось.
— И это говорит человек, которого я вчера с молотком вытаскивал из винного кувшина.
— Ну, если б я не забыл смазать плечи, как меня учил Мельхиор… — Джошуа повертел рисунок так и эдак. — А ты уверен, что это не больно?
— Не больно, если задницу подальше от горелок с благовониями держать.
— Нет, я имею в виду — ей?
— А, ей… Ну кто ж знает? Спрошу.
«Бхагавад-гита» гласит:
Я никому не завидую и ко всем беспристрастен. Я равно отношусь к любому. Но тот, кто преданно служит Мне, тот Мой друг, он во Мне, и Я ему тоже друг.
— Что такое «Бхагавад-гита»?
— Это вроде длинной поэмы, где бог Кришна дает советы воину Арджуне, управляя его колесницей, на которой тот скачет в битву.
— Во как? И что он ему советует?
— Не морочиться, убивая врагов, поскольку те, в сущности, все равно уже мертвы.
— А знаешь, что я бы ему посоветовал, будь я богом? Я бы порекомендовал ему найти для своей дурацкой колесницы другого возничего. Настоящему богу западло быть кучером.
— Ну, смотреть на это нужно как на притчу, иначе/ от этого как бы ложными богами попахивает.