Агнец - Страница 99

— А ты с Ваной попрощался?

— Я подумал об этом, но, когда заглянул в конюшню, она как раз занималась йогой, и я не осмелился беспокоить ее.

— Правда, что ли?

— Ей-богу. Сидела в той позе, которой ты ее научил. Джошуа улыбнулся. От того, что поверит, хуже не станет.

Весь Шелковый путь занял у нас больше месяца. Никаких происшествий на пустынных высокогорьях, в общем, не случилось, если не считать нападения кучки разбойников. Когда я поймал два первых копья и воткнул их обратно в метателей, те кинулись наутек. Климат в тех краях умеренный — насколько бывает умеренным климат смертоносной и жестокой пустыни, — но мы с Джошуа к тому времени обошли множество разных стран, и мало что могло нам повредить. Тем не менее перед самой Антиохией из пустыни налетел самум, и пришлось два дня прятаться между верблюдов, дышать сквозь рубахи и вместо воды пить слякоть, что скапливалась во рту. Едва буря приутихла, мы пустились галопом по улицам Антиохии, и Джошуа первым засек местонахождение постояло/о двора, столкнувшись лбом с его вывеской. Удар был такой силы, что Джош слетел с верблюда и шлепнулся на дорогу. Он сидел в пыли, и по лицу его струилась кровь.

— Сильно приложился? — спросил я, опустившись перед ним на колени. В летящем песке я ни черта не мог разглядеть.

Джошуа взглянул на перепачканные кровью руки — он ощупывал собственный лоб.

— Ни фига не разберешь. Почти не больно, однако бог его знает.

— Внутрь, — скомандовал я, помогая ему встать на ноги и заводя во двор.

— Двери закрывай! — заорал трактирщик, когда в комнату ворвался ветер с песком. — Ты что, в сарае родился?

— Ну да, — ответил Джош.

— Так и есть, — подтвердил я. — Хоть и с ангелами на крыше.

— Да закрой ты эту чертову дверь!

Я оставил Джошуа у самого входа, а сам отправился искать убежище для верблюдов. Когда же вернулся, Джош вытирал лицо какой-то холстиной. Над ним нависали два человека — сама услужливость. Я вернул одному тряпку и осмотрел раны.

— Жить будешь. Шишка и две ссадины, но выживешь. Ты не можешь исцелять самого…

Джошуа покачал головой.

— Эй, ты только глянь, — воскликнул путешественник, державший тряпицу, которой вытирался Джош. Пыль и кровь из его ран оставили на тряпке изумительное подобие его лица, отпечатались даже пятерни, которыми он держал холстину.

— Можно, я себе возьму? — спросил попутчик. Говорил он на латыни, только с каким-то странным акцентом.

— Почему нет? — ответил я. — А вы, парни, откуда будете?

— Мы из Лигурийского племени — территории к северу от Рима. На реке По есть город, называется Турин. Слыхали?

— Не-а. Знаете, парни, делайте с этой тряпкой что хотите, но я вам скажу: у меня на верблюде есть кое-какие убойные эротические рисунки с Востока. Придет время, и они будут стоить целую кучу денег. Я же могу уступить их вам прямо сейчас по вполне пристойной цене.

Но туринцы увалили, вцепившись в жалкую грязную тряпку, словно в священную реликвию. Вот же бестолочь — да они не поймут подлинного искусства, даже если их к нему гвоздями приколотить. Я перевязал Джошу раны, и мы вписались на ночлег.

Наутро мы решили не оставлять верблюдов здесь и возвращаться домой по суше, через Дамаск. Выехав из городских ворот, Джошуа чего-то вдруг засуетился.

— Я не готов быть Мессией, Шмяк. Если меня зовут домой, чтобы вести народ наш, то я даже не знаю, откуда начинать. Я понимаю, чему хочу учить, но у меня пока нет слов. Мельхиор был прав. Прежде всего остального нужно слово.

— Ну, оно же не явится тебе вспышкой молнии прямо тут, на дороге в Дамаск, Джош. Так просто не бывает. Очевидно, ты должен всему научиться в свое время. Как всякому овощу свое время, ба-ба-ба и бу-бу-бу…

— Отец мог бы облегчить мне все это ученье. Просто сказал бы, что надо сделать, и все.

— А интересно, как поживает Мэгги? Не растолстела?

— Я тебе тут о Боге толкую, о Божественной Искре, о том, как Царство Божие нашим людям принести.

— Знаю. Я о том же. Ты все это один хочешь провернуть, без помощников?

— Наверное, нет.

— Вот я и подумал о Мэгги. Когда мы уходили, она уже была умнее нас с тобой — может, она и сейчас умнее?

— Она и впрямь умная была, да? Рыбаком все хотела стать… — Джош ухмыльнулся. Сразу видно — мысль о Мэгги его приободрила.

— Ей ведь нельзя рассказывать о шлюхах, Джош.

— А я и не буду.

— О Радости и о девчонках тоже. Или о беззубой грымзе.

— Да не буду я ей ни о чем рассказывать. Даже о яке.

— У нас с яком ничего не было. Мы даже не разговаривали.

— А знаешь, у нее уже, наверное, дюжина детишек.

— Знаю, — вздохнул я. — Они должны были быть моими.

— И моими, — вздохнул Джошуа в ответ.

Я взглянул на него: мой друг покачивался рядом на мягких верблюжьих волнах. Он смотрел куда-то на горизонт, и вид у него при этом был весьма унылый.

— Твоими и моими? Ты считаешь, они должны были быть твоими и моими?

— Ну да. А почему нет? Ты же знаешь, как я люблю всех маленьких…

— Иногда ты такой остолоп.

— А как думаешь — она нас вспомнит? То есть вспомнит, какими мы тогда были?

Я немного подумал и содрогнулся.

— Надеюсь, что нет.

Не успели мы въехать в Галилею, как до нас стали доходить слухи о том, что творит в Иудее Иоанн Креститель.

— Сотни последовали за ним в пустыню, — услышали мы в Гишале.

— Некоторые говорят, он — Мессия, — сказал нам один человек в Баке.

— Его Ирод боится, — шепнула женщина в Кане.

— Еще один чокнутый святой, — скривился римский солдат в Сефорисе. — Евреи их плодят, как кролики. Я слыхал, он всех несогласных топит. Первая разумная мысль с тех пор, как меня откомандировали в эту проклятую глухомань.