В Магдале на берегу нас ждал посыльный. Филипп развернул свиток:
— Это приглашение на ужин в Вифании, в неделю Песаха, Джошуа. Высокопоставленный член Синедриона требует твоего присутствия на ужине в его доме для обсуждения твоего чудесного пастырства. Подпись: Иаакан бар Иебан иш Назарет.
Муж Мэгги. Вот урод. Я сказал:
— Хороший первый день тебе выдался, а, Матфей?
Мы с ангелом вчера вечером еще раз посмотрели по телевизору «Звездные войны», и я не удержался:
— Разиил, ты ведь представал пред ликом Господним?
— Разумеется.
— А тебе не кажется, что у него голос — как у Джеймса Эрла Джоунза?
— А это кто?
— Дарт Вейдер.
Разиил немного послушал, как Дарт Вейдер кому-то угрожает.
— Ну, так. Самую малость. Хотя Он так сильно не сопит.
— И лик Господень ты тоже видел? — Да.
— Он черен?
— Мне об этом говорить не дозволено.
— Значит, черен. Если б не черен, ты бы так и сказал.
— Мне об этом говорить не дозволено.
— Черен-черен.
— У Него нет такой шляпы, — сказал Разиил. — Ага!
— Я сказал только, что Он без шляпы. Больше я ничего не говорил.
— Я так и знал.
— Не хочу я больше это смотреть.
Разиил переключил канал. Господь (или кто-то похожий на него) произнес:
— Это «Си-эн-эн».
Мы подошли к Иерусалиму и, согнувшись в три погибели, миновали ворота Вифезда, которые называются «Игольное ушко», затем вышли из Золотых ворот, миновали долину Кедрон, перевалили через Масличную гору и вступили в Вифанию.
Обе команды братьев и Матфея мы оставили в Галилее, поскольку им нужно было работать, а Варфоломея — потому что от него смердело. Его нечистоплотность в последнее время начала привлекать внимание капернаумских фарисеев, а нам не хотелось дразнить вражеских гусей, вступая в их берлогу. В пути нас сопровождали Филипп и Нафанаил, но потом они остались на Масличной горе — на полянке под названием Гефсимания, где имелась пещерка и стоял давильный пресс. Джошуа пытался убедить меня остаться с ними, но я не поддался.
— Все будет отлично, — сказал он. — Мое время еще не пришло. Иаакан ничего делать не станет, это просто ужин.
— Да я не о твоей безопасности переживаю, Джош, я просто хочу повидать Мэгги.
Я действительно хотел повидаться с Мэгги, но и о безопасности Джоша переживал. Как бы там ни было, оставаться я не собирался.
Иаакан встретил нас у калитки — в новой белой тунике, препоясанной синей перевязью. Крепкий, хоть и не такой жирный, как я ожидал. К тому же он был почти с меня ростом. Борода черная и длинная, но где-то на уровне ключиц Иаакан ее ровно обрезал. На голове он, как многие фарисеи, носил матерчатый колпак, поэтому нельзя было сказать, полысел он за эти годы или нет. По крайней мере, торчавшее из-под колпака было темным, как и глаза. Но больше всего пугало и удивляло другое: в этих глазах горела искра ума. Когда мы были детьми, за ним такого не замечалось. Наверное, сказались семнадцать лет с Мэгги.
— Входите, собратья-назарене. Добро пожаловать в мой дом. Мои друзья, что желали с вами познакомиться, уже собрались.
Он провел нас в огромную комнату — в ней запросто мог бы целиком разместиться какой-нибудь домишко из тех, что мы делили в Капернауме. Пол вымощен плитками — бирюзовыми и красными мозаичными спиралями по углам. Разумеется — никаких изображений. За длинным римским столом уже расположились пять человек — все одеты, как Иаакан. (В еврейских домах столы низкие, поэтому едоки возлежали вокруг на подушках или прямо на полу.) Мэгги я не увидел. Кувшин воды и миски для омовения рук внесла служанка.
— Пускай эта вода останется водой, а, Джошуа? — улыбнулся Иаакан. — Мы ведь вином не можем умываться.
Он представил нам собравшихся, прибавив к каждому имени какой-то хитрый титул, — я не уловил, но все они наверняка указывали на то, что люди эти входили как в Синедрион, так и в Совет фарисеев. Засада. Приняли нас без особых церемоний, затем все столпились у мисок совершить омовение перед ужином — и не спускали с нас глаз, пока мы с Джошем мыли руки и молились. В конце концов, все это входило в испытание.
Затем мы сели. Кувшины и миски унесли, и та же служанка подала вино.
— Итак, — начал старший фарисей. — Я слышал, ты изгонял бесов из галилейских страдальцев?
— Спасибо, у нас чудесный Песах, — ответил я. — А у вас?
Джошуа пнул меня под столом.
— Да, — ответил он. — Силой отца моего я облегчаю страдания тех, кто одержим бесами.
Когда Джошуа произнес «отец мой», все присутствующие поежились. В дверном проеме за спиной у Иаакана я заметил какое-то движение. Мэгги — она подавала сигналы и жестикулировала, как безумица. Но тут заговорил Иаакан, все внимание переключилось на него, и Мэгги скрылась.
Иаакан подался вперед:
— Некоторые утверждают, что бесов этих ты изгоняешь силой Вельзевула.
— И как бы мне это удалось? — Джош даже чуточку рассердился. — Как могу я натравить Вельзевула на него самого? Как могу победить Сатану Сатаной? Дом, разделившийся на ся, не устоит.
— Господи, как есть хочется, — сказал я. — Тащите корм, наконец.
— Духом Божьим изгоняю я бесов, и так знаете вы, что Царство пришло.
Этого им слышать совершенно не хотелось. Черт возьми, мне тоже этого слышать совершенно не хотелось. По крайней мере, здесь. Если Джошуа утверждает, что принес с собой Царство, это равносильно заявлению, что он — Мессия. С их же точки зрения — явное богохульство, и карается оно смертью. Одно дело — слышать такое из вторых рук, и совершенно другое — когда это бросают в лицо. Однако Джош, как обычно, ничего не боялся.