Агнец - Страница 118

118

— Сходи поговори.

Я переместился в арьергард нашей колонны, где Филипп и Фаддей объясняли Нафанаилу, что когда он затыкает уши и что-то произносит, слышит он собственный голос, а не Глас Господень. Фома оживленно дискутировал о чем-то с пустым участком воздуха.

Какое-то время я шагал рядом с Джошем, а когда заговорил, постарался, чтобы прозвучало непринужденно:

— Ты должен был отправиться на Восток, Джош. Ты сам знаешь.

— Но не тогда. Тогда это была трусость. Что плохого — посмотреть, как она выходит замуж за Иаакана? Как у нее рождается первый ребенок?

— Много чего. Всех не спасешь.

— Ты что — проспал эти двадцать лет?

— А ты? Если не можешь изменить прошлое, настоящее тратишь на эту свою вину впустую. Если не используешь то, чему научился на Востоке, нам, наверное, и ходить туда не следовало. И тогда вообще покидать Израиль было трусостью.

Я почувствовал, как лицо мое немеет, будто вся кровь отхлынула. Я ли это говорю? Какое-то время мы шли в молчании, даже не глядя друг на друга. Я считал птичек, прислушивался к бормотанию учеников впереди, наблюдал, как при каждом шаге под платьем движется попа Мэгги, но элегантность этого зрелища меня не радовала.

— Ну ладно. Мне, например, полегчало, — наконец произнес Джошуа. — Спасибо, что приободрил.

— Всегда рад помочь, — ответил я.

До Капернаума мы добрались на утро пятого дня. Петр и остальные проповедовали благую весть на побережье Галилеи, и нас поджидала толпа человек из пятисот. Напряг между мной и Джошем спал, и остаток путешествия прошел вполне мило. Хотя бы потому, что Мэгги смеялась и нас подначивала. Вернулась, правда, моя ревность к Джошу, но горечь из нее куда-то пропала. Осталось скорее привычное сожаление о давней утрате, а не агония разбитого сердца, когда кинжал в груди и страсти в клочья. Я поймал себя на том, что могу оставить их наедине и пойти с кем-нибудь разговаривать, думать о чем-то постороннем. Мэгги любит Джошуа, это ясно, но и меня она любит, и не понять, как любовь эта может проявиться. Пойдя за Джошем, мы уже отлучили себя от уклада обычного бытия. Брак, дом, семья — все это не входило в комплект той жизни, что мы себе избрали. Джошуа ясно дал это понять всем своим ученикам. Да, у некоторых были семьи, некоторые даже проповедовали с женами под боком, но от великого множества тех, кто еще пойдет за Джошем, мы отличались. Мы сошли с проторенной тропы своей жизни, чтобы нести Слово. Я проиграл Мэгги не Джошу. Я проиграл ее Слову.

Джошуа был измотан и голоден, однако вышел к этим людям. Они ждали нас, и ему не хотелось их разочаровать. Джош забрался в одну из лодок Петра, выгреб чуть подальше, чтобы все могли видеть, и два часа проповедовал им Царство Божие.

Когда он закончил и, благословив, отпустил всех, на берегу остались два новеньких. Оба — ладные, крепкие, обоим далеко за двадцать. Один чисто выбрит и коротко стрижен: волосы шлемом кудряшек облегали его голову. У второго волосы были длинные, а борода заплетена в косички; я видел такую моду у греков. Хотя никаких украшений они не носили, а одежда их ничем не отличалась от моей, оба казались людьми не бедными. Я подумал было, что от них исходит сила власти, но, даже если так, то не была самонадеянная власть фарисеев. Как минимум, оба они были уверены в себе.

Тот, что с длинными волосами, подошел к Джошуа и опустился перед ним на колени:

— Ребе, мы слышали, как ты говорил о пришествии Царства, и мы хотим остаться с тобой. Мы хотим помочь тебе нести Слово.

Джошуа долго смотрел на длинноволосого, затем сам себе улыбнулся, взял человека за плечи, поднял на ноги и сказал:

— Встань. Добро пожаловать, друзья. Незнакомец, похоже, опешил. Оглянулся на своего приятеля, перевел взгляд на меня, будто я мог как-то развеять его смятение.

— Это Симон, — сказал он, кивнув на своего друга. — А меня зовут Иуда Искариот.

— Я знаю, кто ты, — ответил Джошуа. — Я тебя ждал.

Так нас стало пятнадцать: Джошуа, Мэгги и я; Варфоломей-киник; Петр с Андреем и Иоанн с Иаковом, рыбаки; таможенник Матфей; Нафанаил из Каны, юный олух царя небесного; Филипп и Фаддей, последователи Иоанна Крестителя; Фома-близнец, он же чокнутый; и зилоты Симон Кананит и Иуда Искариот. Пятнадцать человек вышли в Галилею проповедовать Духа Святого, пришествие Божьего Царства и благую весть о том, что людям явился Сын Божий.

Глава 28

Пастырство Джошуа длилось три года — иногда по три выступления в день, и хотя бывали как удачные, так и неудачные моменты, я никогда не мог запомнить его проповеди слово в слово. Но вот вам суть всего, что он когда-либо говорил:

Ты должен хорошо относиться к людям, даже к уродам. И если ты:

а) веришь, что Джошуа — Сын Божий (и)

б) он пришел, чтобы спасти тебя от греха (и)

в) ты признаешь, что в тебе сидит Дух Святой (т. е. стал дитём малым, как он выразился бы) (и)

г) не богохульствуешь против Духа Святого (см. в),

то будешь:

д) жить вечно

е) где-нибудь в приятном месте ё) вероятно, на небесах.

Вместе с тем, если ты:

ж) грешил (и/или)

з ) лицемерил (и/или) и) ценил сокровища на земле превыше людей (и)

й) не исполнял а, б, в и г, то тебе: к) пиздец.

Таково послание, переданное отцом Джошу много лет назад. В то время оно казалось лаконичным до грубости, но если послушаешь несколько сот проповедей, смысл появится.

Этому Джошуа учил, этому мы учились, это несли людям галилейских городов. Тем не менее получалось далеко не у всех, а некоторые смысла вообще не угадывали. Однажды Джошуа, Мэгги и я вернулись с проповеди в Кане и увидели, что под капернаумской синагогой сидит Варф и проповедует Евангелие расположившейся полукругом стае собак. Похоже, собачек проповедь заворожила, но, с другой стороны, у Варфа вместо шляпы на голове красовался огромный бифштекс, поэтому я не уверен, что собачье внимание привлекало ораторское мастерство проповедника.

118