Агнец - Страница 139

139

— Эй, а ну отойдите от них!

— Мы просто хотим дать им воды, господин. Ничего плохого. — Женщина вынула из миски губку и выжала. Сусанна, галилейская подружка Мэгги, и Иоанна. Они пришли сюда на Песах приветствовать Джоша на въезде в город, а теперь мы завербовали их для отравления. Солдат не сводил с женщин глаз — они макали губку в воду, привязывали ее к концу палки и поднимали к губам одного из воров, чтоб он ее высосал. Я отвернулся, ибо не мог.

— Верь, Шмяк, — сказал Джошуа, опять на санскрите.

— Эй, на кресте, — а ну заткнись и подыхай! — рявкнул легионер помоложе.

Я весь дернулся и сощурился, разглядывая кости, хотя следовало придушить этого ублюдка на месте.

— Дай-ка мне семерочку. Малышке нужны новые сандалии, — сказал другой легионер.

Я не мог смотреть на Джоша, не мог смотреть на женщин. По плану они должны были сначала напоить воров, чтобы не возбуждать подозрений, но теперь я жалел, что решили отложить.

Наконец Сусанна поднесла миску к нам, поставила на землю, а Иоанна полила губку водой.

— А вина для иссохшего солдатика не найдется? — спросил воин помоложе и шлепнул Иоанну по заднице. — Или другой какой подмоги?

Старый солдат перехватил руку молодого.

— Окажешься на одной палке с этим несчастным, Маркус. Евреи очень обижаются, когда их женщин трогают. Юстус не потерпит.

Сусанна поплотнее закутала лицо шалью. Она была хорошенькая — изящная, с тонкими чертами и огромными карими глазами. Для незамужней — слишком старая, но я подозревал, что мужа она бросила, решив пойти за Джошуа. Та же история с Иоанной, только муж ее одно время за нами таскался, а когда она отказалась возвращаться домой, развелся с нею. Иоанна была сложена покрепче, а при ходьбе переваливалась, как телега на колдобинах. Теперь она протягивала губку мне:

— Попьешь, господин?

Сейчас главное — выбрать момент.

— Пить хочет кто-нибудь? — спросил я, не прикасаясь к губке. В ладони я уже прятал амулет с инь-яном.

— После еврейской собаки-то? Маловероятно, — ответил старый солдат.

— У меня складывается впечатление, что мои еврейские деньги марают твой римский кошель, — сказал я. — Так я пошел?

— Не-е, деньги твои годятся. — Молодой солдат в припадке игривости ткнул меня кулаком в плечо. Я еле поборол соблазн избавить его от зубов.

Я взял губку и сделал вид, что пью. Якобы выжимая ее себе в рот, опрокинул на нее яд и сразу передал Иоанне, чтобы самому не отравиться. Не окуная губку в воду, женщина привязала ее к концу палки и подняла к Джошуа. Голова его мотнулась, язык свесился и ощутил влагу.

— Пей, — сказала Иоанна. Джош, похоже, не услышал. Она сильнее вдавила губку ему в рот, и несколько капель попали на солдата. — Пей.

— Отойди оттуда, Маркус, — велел старый солдат. — Он напьется, а потом из него потечет. Лучше близко не сидеть. — И римлянин хрипло расхохотался.

— Пей, Джошуа, — сказала Сусанна.

Джош наконец открыл глаза и прижался лицом к губке. Слыша, как он высасывает воду, я затаил дыхание.

— Хватит! — скомандовал молодой солдат и вышиб палку из рук Иоанны. Губка упала в пыль. — Все равно скоро подохнет.

— Не очень, раз он стоит на этой деревяшке, — заметил старый.

Время потащилось еще медленнее. Так медленно, что я даже не помню. Когда меня травила Радость, паралич наступил через несколько секунд, а когда я уморил индийца, тот свалился почти моментально. Я пробовал сосредоточиться на игре, но все время следил, когда же подействует отрава.

Женщины отошли подальше, но тоже наблюдали. Вдруг я услышал, как одна ахнула, и поднял голову. Джошуа весь обмяк, а из полуоткрытого рта потекла слюна.

— А как вы поймете, что он умер? — спросил я.

— А вот так. — И Маркус ткнул Джошуа копьем в бедро. Джош застонал и открыл глаза, а все нутро у меня ухнуло куда-то вниз. Иоанна и Сусанна всхлипнули.

Я кидал кости и ждал. Прошел час, но Джошуа стонал по-прежнему. Время от времени он тихо молился. Солдаты ржали. Еще час. Меня затрясло. Каждый звук с креста раскаленным железным костылем вонзался мне в позвоночник. Я не мог себя заставить взглянуть на Джошуа. Апостолы переместились поближе — наплевать, увидят их или нет; однако римляне ничего не замечали. Увлеклись игрой. В отличие от меня, к сожалению.

— Ну все, тебе каюк, — сказал старый солдат. — Если, конечно, плащ не хочешь поставить. Твой кошель пуст.

— Эта сволочь подохнет когда-нибудь или нет? — сказал молодой.

— Ему нужно помочь, — отозвался Маркус.

Он стоял над нами, опираясь на копье. Не успел я и на ноги вскочить, как он с размаху всадил его Джошуа в бок. Наконечник вошел под ребра, и кровь из сердца тремя толчками хлынула по железу, а затем иссякла до тоненькой струйки. Маркус выдернул древко. Склон холма отозвался эхом вопля — я тоже, кажется, кричал. Как зачарованный, стоял я, трясясь, и смотрел на кровь, хлеставшую из Джошуа. Чьи-то руки схватили меня, поволокли назад, подальше от креста. Римляне стали собирать пожитки — можно возвращаться в преторию.

— Во полоумный, — глядя на меня, произнес старый солдат.

Джошуа посмотрел на меня в последний раз, закрыл глаза и умер.

— Уходим, Шмяк, — раздался женский голос у меня над ухом. — Уходим.

Меня развернули и повели к городу. Поднялся ветер, я чувствовал, как меня колотит озноб. Небо потемнело: надвигалась буря. А вопль все звучал, не смолкая, и лишь когда Иоанна зажала мне рот ладонью, я понял, что все это время кричал я один. Я сморгнул слезы, потом еще и еще раз, чтобы хоть видеть, куда ведут, но едва зрение возвращалось, все тело мое сотрясали рыдания и вода снова текла из глаз.

139